Я добралась, добралась!
Запасаемся попкорном и готовимся влюбляться, терять голову от восторга, петь и танцевать!

Все уехали, и я снова одна на целую неделю... Один день почти прошел. Еще чуть-чуть осталось потерпеть. Еще шесть с половиной дней...
Надоело это постоянное чувство одиночества. Вроде и есть кто-то, но где он, что с ним.. Все так далеко... На другом конце телефонной линии..

Отправила резюме. Получила письмо с иероглифами.
"Спасибо, что выбрали присоединиться к нашей компании, лучшей блаблабла во всей стране. Ваше резюме будет рассмотрено нашими специалистами по подбору кадров. Если Вы нам подходите, мы с Вами свяжемся. Если Вы нам не подходите, Ваше резюме остается в нашей базе данных на будущее."
Сидеть и ждать.

Слишком много ожидания в моей жизни сейчас. Жди, пока кто-то вернется. Жди, пока что-то скажут. Жди, пока начнутся экзамены. Жди, пока тебе перезвонят (или нет). Жди, жди, жди...
Я ненавижу ждать.
Самое раздражающее - то, что от результатов какого-то звонка зависят твои дальнейшие планы, действия, события...
Нужно решаться и делать окончательный выбор.

Кажется, будто сейчас моя жизнь просто проходит некий этап, который скоро пройдет, закончится, и все станет так, как должно быть. Но в реальности нет никакого этапа. Я живу, чувствую, переживаю, смеюсь и плачу, ссорюсь и схожусь снова, ломаюсь, набираюсь храбрости, обзавожусь личными вещами... Разве что напиться не хватает, но меня воротит даже от "крышечку понюхать".. Может, зря? оО
Каждый раз это противное ощущение "Вот-вот, и конец. И начнется жизнь!"...
А жизнь тем временем пролетает, и все как-то мимо.

Потеряла мотивацию воообще.

Хочу домой. "Домой", которого уже давно нет...

Генеральная уборка...
Генеральная уборка.
Генеральная уборка!
ГЕНЕРАЛЬНАЯ УБОРКА!

Я встану с кресла...
Я встану с кресла.
Я встану с кресла!
Я БРЮС ВСЕМОГУЩИЙ!!!

1) тапок префа
2) плюшки
3) зубная щетка
4) мокрая тряпка
5) аспирин
6) веник
7) весенний воздух
8) песня
9) творческо-вдохновляющий напиток (например, какао мотивации)
10) вилка
11) рассылка

Всего пять дней, один из которых я пропустила, а как грустно... Хорошо, что не разревелась по привычке.
Меня наставили на путь истинный.
Осталось только по нему пойти.
И я пойду, обещаю.
Вот только подготовлюсь основательно, чем займусь прямо сейчас.

Нейтральный вампир, верный делу делец и беглец с банковским счетом и хорошими манерами.

Эм... Кхм...
Главное, что манеры хорошие

Пронзатор IDsharlotta-elburn.diary.ru/p186353332.htm

Белая река, зеленые берега
Мне часто доставались мужчины, которые не умели выбирать. Вот уже десять минут стоит с парой футболок – эту или ту?
Я жду еще немного и говорю – ту. Промедлил секунду и надел ее, вишневую. Тут все просто, надо лишь понять, чего ему хочется на самом деле. Он прикидывает, что зеленая выглядит новее, но вишневый цвет поприятнее, «саньясинский» такой. Вот и выбирал – не между двумя футболками, а между внутренними состояниями: «я одет прилично» и «я одет, как мне нравится». Первое комфортно, второе свойственно победоносному мачо, которым хотелось бы казаться. Я тоже предпочитаю победителей, поэтому выбираю за него то, что давно уже определено. Собственно, он более всего ценил во мне умение снимать ответственность за легкие пути. Когда, к примеру, он всюду безнадежно опаздывал, назначив пять встреч на дню, кто, кроме меня, мог сказать: «Миленький, подумай, куда ты больше всего хочешь попасть, а остальным позвони и отмени. Нельзя же порваться. Хоть куда-то приди вовремя, а других перенеси на завтра», – так, чтобы он услышал и поверил? Совесть его оставалась чиста, и выходил он не разгильдяем вовсе, не умеющим спланировать день, а просто востребованным чуваком, «человеком-нарасхват», которого близкие друзья вынуждены иной раз спасать от перегрузок.
Мне выбирать нетрудно, я люблю принимать решения. Конечно, не только о футболках и стрелках речь, а вообще, по-крупному. Вдруг возникает холод в спине, и пространство вокруг пустеет, как будто глумливые ангелы отлетели и оставили меня один на один с будущим... не знаю, с небом. Просто хлебом не корми, лишь бы почувствовать этот обрыв со всех сторон, воздух, поднимающийся снизу, свободу, возможность. Кажется, я только и живу, когда выбираю. Поэтому переезжаю гораздо чаще, чем принято среди приличных людей, чаще ввязываюсь в подозрительные проекты, чаще совершаю глупости, в конце концов. Поэтому в моем компьютере лежит штук пять «разрывных» писем. Впрочем, в последнее время предпочитаю переживать момент расставания вживую, вместе с пациентом, уж очень это красиво... Свинство, конечно, но момент взаимной боли, когда волевым усилием режешь по живому – тонко, остро, мгновенно, – прекрасен. Страшно? А медленное отгнивание, запах, длительные муки – разве не страшнее? Я не люблю боль, всего лишь точно знаю, как хотела бы умереть.
Но в этот раз вышло так, что я чуть ли не впервые в жизни не искала ни драйва, ни остроты. Его – теплого, нервного, живого – хотелось сберечь для себя надолго. Почти не помню, как у нас начиналось, хотя времени прошло немного. Просто, когда мы встретились, все рухнуло и продолжало падать еще долго, поэтому мелкие детали ускользнули, осталось только ощущение необратимости и ветра в лицо. Собственно, слово «падение» в данном случае не означает ничего дурного – я встретила его на слишком большой высоте, где воздух разрежен, холодно и вода закипает негорячей, и потом всего лишь пыталась вернуться на приемлемый уровень. Туда, где люди живут, не задыхаясь, не покрываясь льдом, где варят суп, в конце концов. Я лишь училась не умирать ежесекундно. Спускалась к теплу, к зеленой траве, ведя его за руку и успокаивая – тихо, тихо, все хорошо, ты молодец.
Всякий раз заново нащупывала ледяные ладони, ворота его тела, и осторожно, кончиками пальцев погружалась внутрь. У нас никогда не получалось просто и быстро потрахаться, только вот так – приближаясь, подкрадываясь. Я обнимала его медленно, мы соприкасались сначала взглядами, потом дыханием, запахом друг друга, теплом, идущим от наших тел, невидимыми волосками, покрывающими кожу, кожей – слегка, плотнее, еще плотнее и сквозь нее, мы входили и совпадали в одно и, не останавливаясь, столь же медленно размыкали тела, не утрачивая ни капли наслаждения, мы расставались, никогда не прерывая объятий в мыслях.
Остальное обыкновенно. Говорить, не подбирая слов; затевать новое дело, точно знать, что он отметит все тонкости, а если нет, я объясню и увижу, как на его лице проступает удовольствие – оттого, что мы опять совпали в ощущениях и в оценках; быть взаимно уязвимыми настолько, что самый смысл причинения боли пропадает, разве только кусать себя за пальцы для отрезвления; ходить, просто ходить на большие расстояния – самое естественное, кроме секса, что можно делать вместе; говорить...
Мы оба были достаточно взрослыми, чтобы поддерживать подобную близость и не называть ее по имени.
У меня не было иллюзий на его счет. Большую часть времени он пребывал в депрессии, был болезненно самолюбив, амбициозен и необоснованно похотлив. Он предпочитал отдыхать среди грубо нарисованного пейзажа, где вместо солнца – розовая таблетка, под ногами зеленая трава и коричневые грибы, а рядышком протекает небольшая река белого порошка, и сам он обозначен условной фигуркой – кружок, овал, четыре палки, обязательно сигарета во рту (рот, стало быть, тоже есть, и нос, и глаза, а вот признаки пола отсутствуют). В остальное время, между депрессией и бэд трипами, это было большое, доброе, пугливое, сильное и очень красивое существо – примерно как олень, но лживое, что обусловливалось не столько испорченностью натуры, сколько ленью.
И все-таки я – молча, неназываемо, вопреки здравому смыслу, – я его любила.

* * *

С некоторых пор он все время очень занят, с прошлого четверга мы не виделись. И вот он освободил для меня вечер, и я пришла в гости. Как будто по делу – принесла новый плагин для фотошопа. Позади у него трудный день, и ночью намечалась срочная работа, поэтому я старалась быть всего лишь нежной.
Он лежал поперек кровати, прикрыв глаза, а я осторожно прикасалась к его лицу, чувствуя, как под пальцами уходит напряжение мышц, разглаживается складка между бровей, веки перестают дрожать и судорожно сжатые челюсти расслабляются, и губы становятся мягкими и приоткрываются так, что можно наконец поцеловать. Ну вот, ну вот. Но я не целую, я спрашиваю:
– Что, душа моя, что? Скажи мне.
Он никогда не мог устоять против тихого страстного шепота: «Скажи мне, скажи», – возможность, закрыв глаза, рассказать все, вообще – все, возбуждала.
На этот раз он молчал долго, слишком долго, и я испугалась. Обычно он чувствовал себя дерьмом, когда заказчик снова и снова не принимал картинку. Или очередной галлюциногенный марафон затягивался на неделю. Или не удавался случайный секс (ну еще бы, мы слишком далеко зашли друг в друга, чтобы какая-нибудь левая девочка смогла ему дать как следует). В таких случаях он исчезал на несколько дней, работал или просто пытался «побыть один», чтобы вернуть себе ускользающее чувство независимости. А потом, конечно, звонил и ждал меня, скорчившись на кровати, и я приходила – и разворачивала его, как скомканную бумагу, стараясь не повредить, а только разгладить, распрямить складки и заломы.
Но сегодня было что-то другое, и я снова спросила:
– Что-нибудь случилось? Не пугай меня, пожалуйста. Я очень боюсь тебя потерять, безумно. Ты вот молчишь сейчас, а я успела такого напридумывать себе... Может, у тебя живот болит или еще что, а у меня уже сердце выскакивает.
Он поднялся, подошел к шкафу, достал белый пакетик и жестяную, до невозможности стильную банку для сахара. Высыпал на блестящую крышку немного порошка. Выровнял дорожку пластиковой визиткой («бля, они мне только для этого и нужны») и вдохнул через обычную коктейльную трубочку свою порцию «скорости». Остаток собрал пальцем и втер в десны.
Я ждала. Он прикрыл глаза и прислушался к себе. Потом сказал:
– Вот ведь фигня какая. Я влюбился.
Я дурочка такая. Самоуверенная дурочка. Наверное, целую минуту еще надеялась: он хочет сказать, что любит меня. За те месяцы, пока мы вместе, он никогда не говорил о любви, потому что это «слишком громкое слово, понимаешь?» Ну и ладно, я не люблю форсировать события: «я хочу тебя, мне плохо без тебя, мне хорошо с тобой» – это почти то же самое, просто он пока не понял. И сейчас я подумала, что он опять подавился признанием и пытается вот так по-дурацки сказать «я люблю тебя».
– В кого? – Дурак, скажи «в тебя», и все еще можно будет исправить.
– Ну, она учится в...
Дурак, дурак...
– Она красивая?
– Нет. Не знаю. Не такая, как ты... У меня так впервые. До этого столько раз думал – вроде влюбился... а вроде нет... А теперь, когда она появилась, точно понял, что всё...
Дальше можно не слушать.
Я почувствовала не жар, как обычно от пережитого страха, наоборот, к горлу подбирался холод. И больше не было ничего. Не было стандартного, как соль-перец-горчица, набора из обиды, ревности и горечи. Только мгновенная острая боль и долгая медленная печаль – я отчетливо увидела целый океан печали, даже белый барашек различила на волне.
И я стала медленно-медленно отстраняться.
Потому что очень высоко над ним, над океаном, неслись облака и было солнце. Просто сию минуту я не видела, но уже чувствовала кожей – и тепло, и ветер. Впервые за три месяца стало легко – я больше не боялась его потерять.
– Я тебя все-таки потеряла.
– Ты что, бросишь меня из-за этого?
– Сам-то как думаешь? Теперь невозможно.
– Ерунда, у нас-то ничего не изменилось!
– Я так хотела твое сердце, жаль, что не судьба.
– Я не хочу никого терять, ты нужна мне, ты мне очень нужна. Я просто не ожидал, не понимаю, как это произошло, уже неделю или дней десять... Мы ведь можем продолжать встречаться, я ей рассказал, как много ты для меня... Она не против.
А я тем временем оделась, подкрасила лицо (глаза, которые я увидела в зеркале, хотелось бы забыть, или пусть это были бы чужие глаза, какой-нибудь актрисы вроде Вивьен Ли, но не мои, не мои, пожалуйста...) и слила пару файлов со своей флэшки в его компьютер. В конце концов, я же обещала.
...Ты-то мне теперь нужен – чужой? Был хоть не мой, но и ничей, свободный, а теперь – всё, краденое солнце. «Не против» она, сучка... В другой раз я, может, и поборолась бы, но не за него. Не могу делать ставкой тех, кого люблю. Хитрить, выкручивать, обольщать – нет уж. Такой тебе будет мой прощальный подарочек, миленький: твой собственный выбор между мной и ею останется в силе. Ты ведь решил для себя, раз про любовь заговорил, ну так и я решила.
Потом он проводил меня к метро, молча и очень быстро. Я некоторое время искала карточку, нашла, коротко поцеловала его куда пришлось (пришлись губы), сказала «Счастливо», улыбнулась и прошла через турникет.
Во мне не было капли мужества, как это может показаться. Я сосредоточилась только на том, чтобы глаза не плакали. Стоило отвлечься, и я начинала плохо видеть людей и не сразу могла понять отчего. Закончилась очередная короткая счастливая жизнь. Не реветь невозможно; наверное, потребуется целая неделя, чтобы выплакать мой личный океан.
Но я снова там, в разреженном воздухе, где холодно жить, зато не страшно умирать, потому что опять выбрала – сама.
Марта Кетро

Не могу понять, почему происходит именно так? На любом тренинге, в любой группе я становлюсь такой, какой нужно стать. Сидя среди людей, которые не могут найти себя, я единственная из них, кто, кажется, уже нашел. Слышу в свой адрес "ты такая целеустремленная", "ты креативная", "ты пробивная, уверенная в себе", "общительная". Чиооо? о.О Вроде бы люди говорят то, что видят. Им нет смысла врать, чтобы не задеть, они видят меня в первый и последний раз. Даже тренер, который уже каждого из нас распределил по полочкам, говорит "ты не слушаешь, что говорят, ты наблюдаешь, как они говорят". И все, что я слышу о себе за эти два дня, наводит меня на один-единственный вопрос "Что я здесь делаю? Я должна быть уже на вершине мира!"
Но я знаю себя совсем другой. С точностью до наоборот. Почему я меняюсь? Никогда не поверю, что я на самом деле такая. Хоть и чувствую себя комфортно. Чувствую, что люди ко мне тянутся. Бред какой-то! Может, я действительно попала в своеобразное Ехо? Психология позитивного мышления никогда не была моим коньком.
Варианта два. Либо я действительно такая и просто себя недооцениваю. Загоняю сама себя в состояние "ниже плинтуса".
Либо я знаю, что тренинг - это понарошку. Все, что здесь творится, - временно и не по-настоящему. Поэтому я могу сыграть роль. Включаю "синдром отличника". Делаю все на высшем уровне. Показываю ненастоящую себя...
А может, так оно и должно быть? Может, весь наш мир, вся наша жизнь - это все понарошку? И стоит делать то же самое, что и на тренингах? Зачем трястись и переживать перед собеседованием, боясь услышать отказ, если можно просто выйти на очередную сцену и сыграть роль? Зачем быть робким, если можно сыграть роль суперзвезды? Зачем быть подчиненным, когда можно сыграть роль начальника?

Голова моя, голова... Ей снова есть, куда загрузиться, дней эдак на дюжину...

Сегодня ночью меня искусали комары. Страшно искусали. Судя по укусам, комары были огромных размеров. Здравствуй, детство!

Проснулась в четыре утра.

Сходила на коучинг. Такая крутая модная штука, которая мне не нужна. Решила использовать его в своих целях. Развлечься и попрыгать на одной ножке (да, мы действительно это делали).

Собрала вещи. Поехала на учебу, оставив вещи дома. В общем-то, оставила дома все, что было надо на учебе.

Чешусь как ненормальная. Откуда у нас гигантские комары?! Укусы скоро в огромные волдыри превратятся, и буду ходить опухшая. Не могу не чесать, а их дофига. Может, стоит попытаться высосать йад?

Снился какой-то парень на крутой тачке, которого я отшила. Вот это, пожалуй, сон, который ни к чему. Хотя нет. Я знаю, к чему это. Просто не до конца проанализировала.

Телефон сел, поэтому пол суток я ни с кем не говорила и не смс-калась. Прогресс.

На душе все еще бяка.

Фрай все еще со мной, и я больше никогда с ним не расстанусь. Сегодня я смеялась и плакала.
Что я буду делать, когда он закончится? Благо, это произойдет еще не скоро.